Неточные совпадения
«Если действительно все это дело сделано было сознательно, а не по-дурацки, если у тебя действительно была определенная и твердая цель, то каким же образом ты до сих пор даже и не
заглянул в кошелек и не знаешь, что тебе досталось, из-за чего все муки принял и на такое подлое, гадкое, низкое дело сознательно шел? Да ведь ты
в воду его хотел сейчас бросить, кошелек-то, вместе со всеми вещами, которых ты тоже еще не видал… Это как же?»
— А ты не думаешь, сестра, что я просто струсил
воды? — спросил он с безобразною усмешкой,
заглядывая в ее лицо.
Райский тоже, увидя свою комнату, следя за бабушкой, как она чуть не сама делала ему постель, как опускала занавески, чтоб утром не беспокоило его солнце, как заботливо расспрашивала,
в котором часу его будить, что приготовить — чаю или кофе поутру, масла или яиц, сливок или варенья, — убедился, что бабушка не все угождает себе этим, особенно когда она попробовала рукой, мягка ли перина, сама поправила подушки повыше и велела поставить графин с
водой на столик, а потом раза три
заглянула, спит ли он, не беспокойно ли ему, не нужно ли чего-нибудь.
Симпатичные птички эти постоянно
заглядывали под щепки, камни и ракушки и то и дело заходили
в воду, и, только когда сильная прибойная волна дальше обыкновенного забегала на берег, они вспархивали и держались на воздухе до тех пор, пока
вода не отходила назад.
В полдень я подал знак к остановке. Хотелось пить, но нигде не было
воды. Спускаться
в долину было далеко. Поэтому мы решили перетерпеть жажду, отдохнуть немного и идти дальше. Стрелки растянулись
в тени скал и скоро уснули. Вероятно, мы проспали довольно долго, потому что солнце переместилось на небе и
заглянуло за камни. Я проснулся и посмотрел на часы. Было 3 часа пополудни, следовало торопиться. Все знали, что до
воды мы дойдем только к сумеркам. Делать нечего, оставалось запастись терпением.
А разве
Моя вина, что больно тороплива,
Что с теплых
вод, не
заглянувши в святцы,
Без времени пускается на север.
Возвратясь домой, она собрала все книжки и, прижав их к груди, долго ходила по дому,
заглядывая в печь, под печку, даже
в кадку с
водой. Ей казалось, что Павел сейчас же бросит работу и придет домой, а он не шел. Наконец, усталая, она села
в кухне на лавку, подложив под себя книги, и так, боясь встать, просидела до поры, пока не пришли с фабрики Павел и хохол.
«Вот, — думал Матвей, — полетит это облако над землей, над морем, пронесется над Лозищами,
заглянет в светлую
воду Лозовой речки, увидит лозищанские дома, и поле, и людей, которые едут
в поле и с поля, как бог велел,
в пароконных телегах и с драбинами.
Егорушка
заглянул в ведро: оно было полно; из
воды высовывала свою некрасивую морду молодая щука, а возле нее копошились раки и мелкие рыбешки. Егорушка запустил руку на дно и взболтал
воду; щука исчезла под раками, а вместо нее всплыли наверх окунь и линь. Вася тоже
заглянул в ведро. Глаза его замаслились, и лицо стало ласковым, как раньше, когда он видел лисицу. Он вынул что-то из ведра, поднес ко рту и стал жевать. Послышалось хрустенье.
Николай мысленно обругал её, вошёл
в сени и
заглянул в комнату: у постели, закрыв отца, держа его руку
в своей, стоял доктор
в белом пиджаке. Штаны на коленях у него вздулись, это делало его кривоногим, он выгнул спину колесом и смотрел на часы, держа их левой рукою; за столом сидел широкорожий, краснощёкий поп Афанасий, неуклюжий и большой, точно копна, постукивал пальцами по тарелке с
водой и следил, как тонут
в ней мухи.
Он был на кубрике,
в помещении команды, приказал там открыть несколько матросских чемоданчиков, спускался
в трюм и нюхал там трюмную
воду,
заглянул в подшкиперскую,
в крюйт-камеру,
в лазарет, где не было ни одного больного,
в кочегарную и машинное отделение, и там, не роняя слова, ни к кому не обращаясь с вопросом, водил пальцем
в белоснежной перчатке по частям машины и глядел потом на перчатку, возбуждая трепет и
в старшем офицере и старшем механике.
Дурачок,
в изодранной сермяге и босой, вымокший на дожде, таскает
в сени дрова и ведра с
водой. Он то и дело
заглядывает ко мне
в горницу; покажет свою лохматую, нечесаную голову, быстро проговорит что-то, промычит, как теленок, — и назад. Кажется, что, глядя на его мокрое лицо и немигающие глаза и слушая его голос, скоро сам начнешь бредить.
Цветешь, Яков? А, и ты тут, Алеша? — давно не видались, что редко
заглядываешь… занят? Ну, кто еще… Лиза, Катя… с ними я сегодня виделся (смеется). Ох, ну и устал же я сегодня: пять часов толкли
воду в ступе.
Выпив еще две рюмки водки, погуляв по комнате,
заглянув в замерзшее окно, с подоконников которого уже начала стекать
вода, Николай Иванович взял маленький ящичек и присел на нем у бурчавшей и шипевшей печки.
В открытую дверку на него пахнуло жаром. Шипение стихло, и желтые языки пламени, лениво нагибаясь, облизывали обуглившиеся поленья.
— Подлецы, сколько сала напустили
в воду. Нет чтобы сполоснуть котелок!.. — Он сердито хмурился,
заглядывая в свою кружку; потом продолжал о прежнем, как будто убеждая самого себя: — Ну, а что бы было? Подстрелили бы мы пару лошадей, а они бы
в ответ
в нашу мышеловку, как по клавишам, дюжину шимоз. И весь бы люнетик с ротою полетел к черту. Расстояние до вершков измерено, терпят нас, пока сидим смирно… Ох, тяжело мне!.. — Катаранов с страданием покрутил головою.
Всё с тем же говором и хохотом, офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной
воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно
в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба
в сумерках рассвета
заглянули в глянцовитую от дождя, кожаную докторскую кибитку, из под фартука которой торчали ноги доктора и
в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.